В свои 85 она не думает о пенсии. Хочет работать, да и коллеги не отпускают. Как они без своей «Харитоновны»? Разве найдешь в городе аса под стать Зинаиде Нестерюк? Она видит диагноз еще до вскрытия, с азартом распутывает тугие клубки человеческих болезней. Почти полвека проработав в тюремном морге, Зинаида Нестерюк не растеряла оптимизма и жизнелюбия. Напротив, вдохнула жизнь туда, где «мертвые учат живых».
Это изречение на латинском когда-то смотрело на патологоанатомов со стен секционного зала Туберкулезной больницы № 1 МСЧ-24 ФСИН России. Патологоанатомическим отделением больницы, которую попросту зовут тюремной, заведует Зинаида Харитоновна Нестерюк. Она внимательно рассматривает под микроскопом точки на стеклах. «Нужно определить, рак или не рак», – говорит заведующая, отодвигаясь от аппарата. Из-под ее зеленого халата выглядывает красный свитер с черными нитями бус. Короткие пепельные волосы обрамляют слегка подкрашенное лицо.
Зинаида Харитоновна сразу начинает рассказывать о себе: «Родилась в Большемуртинском районе края в 1932 году. Детство было тяжелое и бедное. Во время войны мы, десятилетние ребятишки, работали в полях наравне со взрослыми: пололи, тяпали, окучивали. В двенадцать лет вручную косили сено. Голодали, но были крепкими. «Дюжкими», как говорила моя бабушка».
После школы-семилетки Зинаида Нестерюк выучилась на фельдшера в красноярском медучилище. По распределению отработала три года в Хатанге, потом перебралась в Игарку. Север «закалил» ее, приучил надеяться только на себя. «В «старой» Игарке я работала одна. Во время ледостава на Енисее связь была только по рации, – вспоминает Зинаида Харитоновна. – Как-то я принимала роды. У женщины они были восьмыми по счету. Она родила, а послед никак не отходил. Началось сильное кровотечение. «У меня такой случай впервые. Что делать?», – спрашиваю у акушера-гинеколога по рации. Та проинструктировала: «Быстро обработай кончики пальцев двухпроцентным йодом и тихонько, пилящими движениями, извлекай послед. Сразу вытаскивай руку, а то матка сократится и потом только с ней руку вырвешь». Я собралась с духом, сделала все необходимое, и женщина выжила».
И быть бы ей хирургом, но…
После нескольких лет работы на Севере Зинаида Нестерюк вернулась в Красноярск. В тридцать лет со второй попытки поступила в медицинский институт. Училась на вечернем факультете, а днем работала в роддоме. Когда перевелась на дневное отделение, дежурила по ночам. «У нас была очень дружная группа, – с теплом говорит Зинаида Харитоновна. – Мы делились стипендией, вместе готовились к экзаменам, всегда помогали друг другу. Я ловко проносила шпаргалки и однажды умудрилась передать их ребятам вместе с ассистентом кафедры (смеется)».
Зинаида Нестерюк училась на отлично, хотела стать оперирующим гинекологом. В свободные дни набиралась опыта в городской онкологии, ассистировала на операциях. Она быстро стала «первой скрипкой»: сама ушивала язву кишечника, оперировала женщин с внематочной беременностью. Блестяще осваивала дело, от которого пришлось отказаться. «Из-за моющих средств, которыми мы пользовались перед операциями, у меня появлялась экзема. К концу смены руки были красными, – объясняет Зинаида Харитоновна. – Дорога в акушерство была закрыта. Как я переживала! Нужно было выбрать что-то другое. Но что? Терапию и узкие специальности я не любила, о патологической анатомии даже не помышляла. На институтских занятиях по патанатомии стояла у дверей с зажатым носом. Думала: «Зачем люди шесть лет учатся резать трупы?». Потом поняла: патологическая анатомия – очень интересная наука. Повезло, что судьба связала меня с ней».
Волю судьбы исполнил Вячеслав Бочарников. «Он был когда-то главным врачом краевого онкологического диспансера, – уточняет моя собеседница. – Вячеслав Анатольевич предложил мне поработать патогистологом. Такой врач не вскрывает трупы, а изучает кусочки тканей и опухолей. Я согласилась, прошла первичную специализацию по патологоанатомии. Научилась делать цитологию. Это исследование выручает, когда нельзя добыть кусочек опухоли для изучения. Вместо этого снимается ее отпечаток: шприцем набирается жидкость, жидкость – на стекло и под микроскоп. Сколько раз этот метод помогал мне поставить верный диагноз! Однажды в краевой больнице оперировали парня: у него было какое-то образование около позвоночника, и даже опытные ассистенты кафедр не могли понять, что это. Я предложила сделать цитологию. Коллеги восприняли идею скептически (поначалу не все признавали цитологию) и сильно удивились, когда подтвердилась обнаруженная мной ретикулосаркома. Я тогда уяснила: каким бы опытным ты ни был, никогда не задирай нос. Не уверен – перепроверь, не знаешь – спроси у коллег».
К Зинаиде Нестерюк часто обращаются за советом. «Чтобы оценивать правильность лечения, патологоанатом должен знать, как протекают разные болезни и как их нужно лечить», – объясняет Зинаида Харитоновна. Со своим полувековым опытом она определяет диагноз еще до вскрытия, по истории болезни. Выводы, естественно, подтверждает эмпирическим путем.
– Зинаида Харитоновна, как это происходит?
– Санитар выделяет органы умершего: язык, пищевод, печень, желудок, поджелудочную железу, кишечник, почки, мочеточники…Патологоанатом изучает их, потом из частей органов лаборанты готовят материал, который исследуется под микроскопом.
Как Зинаида Нестерюк патологоанатомическую службу создавала
Зинаида Харитоновна пришла в тюремную больницу в 1972 году, когда патологоанатомического отделения здесь еще не было. Была каморка без окна, где едва помещался секционный стол, микротомы (аппараты для получения срезов биологической ткани) и микроскоп. Вооружившись раздобытым у коллег оборудованием, Зинаида Нестерюк взялась за работу. Вместе с лаборантом она проводила по двести вскрытий в год. Это при «норме» в сто шестьдесят!
Когда больницу стали реконструировать, Зинаида Харитоновна сама (!) спроектировала новое отделение. Заведующая говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. «Я же знаю, каким должно быть отделение, вот и сделала проект, – говорит она по пути в секционный зал. – Если надо, могу и стайку срубить, дров наколоть (смеется). Мне такая работа ближе, чем какое-нибудь вязание. Многих оно успокаивает, а меня наоборот: не хватает терпения – и все!».
Я осматриваюсь в отделении. Оно светлое, просторное – будто и не морг вовсе. Все предусмотрела Зинаида Харитоновна: высокие потолки, большие окна, удобные для работы помещения. «Не бойся, трупов сейчас нет», – успокаивает она, когда мы входим в секционный зал. В центре него два стола, похожих на плоские ванны.
– Зинаида Харитоновна, вам не страшно было делать первые вскрытия?
– Нет, – отвечает она, показывая пустующую пока морозильную камеру.
– У заключенных нередко бывает туберкулез, ВИЧ-инфекция. Есть риск заразиться…
– Это так. Перчатки, маска и дезинфицирующие средства не дают 100%-ной защиты. Спасает «рецепт», которым со мной давным-давно поделился один опытный патологоанатом. Перед вскрытием надо съесть несколько зубчиков чеснока и шмат сала – выделится соляная кислота и убьет всю инфекцию.
И все-таки – жизнь!
 |
Сейчас Зинаида Харитоновна не делает вскрытий – хватает другой работы. В ее отделении изучают не только материалы умерших, но и уточняют диагнозы пациентов туберкулезной больницы. Со всем справляются два врача (вместе с заведующей), два лаборанта и санитары. «Работа у нас тяжелая, ответственная. Не каждый выдержит», – замечает Зинаида Нестерюк.
Как всякий мудрый человек, она держится просто. Много шутит, с улыбкой вспоминает о правнуках, но меняется в лице, говоря о халатности, несправедливости. В торопливом рассказе Зинаиды Харитоновны много имен, фамилий, дат… У нее на зависть крепкая память и острый ум. А сколько в ней энергии! Кажется, внутри она все та же, что и сорок лет назад.
Я рассматриваю черно-белый портрет заведующей в тюремном музее. «Видите, какая красавица была. Все хотели на ней жениться!» – говорит, улыбаясь, Владимир Элярт, начальник Медико-санитарной части – 24 ФСИН России. Он работает с Зинаидой Нестерюк больше 20 лет, помнит, как начинающим врачом бегал к ней на вскрытия. «Все это собрала она, – Владимир Феликсович показывает экспонаты макромузея – банки с органами, пораженными тяжелыми и редкими болезнями. – Есть еще микромузей на стеклах. Такого не найдешь ни в одной патологоанатомической лаборатории Красноярска».
Начальник медсанчасти ласково зовет наставницу «Зиной Харитоновной». «Она добрая, открытая, отзывчивая», – рассказывает Владимир Элярт. И хочется добавить: удивительная. Убеждаюсь в этом, глядя на символ ее отделения – скульптуру аиста с птенцом.
– Аисты в вашем отделении… – я вопросительно смотрю на Зинаиду Харитоновну.
– Одни уходят, другие рождаются. Что бы ни случилось, жизнь продолжается!
Автор Анастасия Леменкова
Прочитала статью о Зинаиде !!!Побольше бы таких врачей ,они нужны не только живым ,но и мертвым ,.Живым больным больше !!!Слава и хвала !!!