Продолжение книги "Доктор Мельников"
Пока я рос, отца я видел мало, все его время занимала работа. Вообще родиться в семье врачей – это особая судьба. Понимаешь это, когда сам уже стал родителем. Помимо основной работы урологом в медсанчасти отец подрабатывал хирургом в военной части у строителей. Когда меня не с кем было оставить, он брал меня с собой, я сидел рядом с ним во время приема, рисовал «портреты» солдат.
На фото слева направо: сын Евгений, сестра невестки Маша, невестка Евгения, Геннадий Яковлевич, внук Иван
Часто он дежурил по неотложке, когда хирургия располагалась в старом здании на ул. Кирова. Я помню, как я шел с ним вечером на дежурство в приемный покой, и если отец был не занят, мы вместе с другими врачами пили чай в ординаторской, они смеялись, рассказывали анекдоты, мне очень нравилось сидеть и слушать. С приходом домой профессиональная жизнь не заканчивалась, и родители часто обсуждали сложные случаи, какие-то рабочие вопросы, для меня это было постоянным фоном. Когда отец уже работал начмедом, бывало, среди ночи раздавался телефонный звонок, и отец, быстро собравшись, уезжал в больницу. В такие минуты он становился сосредоточенным, внутренне собранным, у него была очень хорошая реакция, умение быстро принимать решение. Особенно я запомнил момент ухода из жизни академика Решетнева, когда отцу часто звонили из Москвы из разных министерств и ведомств, он не спал несколько ночей, был все время в больнице. Он лично все это переживал, так как считал его в чем-то своим учителем, они поддерживали доверительные дружеские отношения.
Вообще отец всегда торопился жить, не мог сидеть на месте, лежать на диване. Он меня удивлял своей кипучей жизненной энергией, она у него всегда была направлена на решение конкретных задач. Придя с работы, он часто сразу шел заниматься спортом, в гараж, в баню, ехал на дачу, на рыбалку, на встречу с кем-то. Теперь я понимаю, что это была здоровая саморегуляция его организма для защиты от стрессов, которых в его профессиональной деятельности было предостаточно. Он все делал быстро. Например, дом на даче построил сам за один летний отпуск. «Не казарму строим», – говорил он шутя. Главное, был быстрый результат.
С появлением в семье машины, и когда отец только что получил права, в 1986 году мы всей семьей сразу поехали в автопутешествие по Саянскому кольцу, потом каждое лето, без исключения, ездили в Хакасию на озера. Отец очень любил ездить за рулем, путешествовать, узнавать новое, это то, что передалось и мне. Во время работы главврачом было много командировок по России и за рубеж. Вернувшись из поездок, он много рассказывал разных интересных фактов, историй, обязательно читал о посещенных местах. Я помню, как его поразили первые выезды за границу в Португалию в 1993 году, в США в 1994 году. Он, как профессионал, много внимания обращал, как там устроена медицина, сравнивал с тем, что происходит в отрасли в России.
Он очень любил Сибирь, ее природу, научил меня ориентироваться в лесу, собирать и различать грибы, ягоды. При этом все это всегда носило соревновательный характер, кто больше соберет за определенное время. Он сам очень вкусно солил грибы, сало, квасил капусту. С появлением дачи мама очень много заготавливала солений-варений, потом мы с отцом это все опускали в подвал в гараже, весной все, что осталось, поднимали обратно. В 90-е каждый год сажали картошку на всю большую семью, потом ее выкапывали по 40-60 мешков. Это была отдельная эпопея. После копки картошки отец всегда жарил драники по-белорусски, приглашал друзей. Когда его спрашивали рецепт, он говорил: «Главное, масла не жалеть». Отец все умел делать руками, не боялся никакой работы, владел инструментами. Делал грубовато, но быстро. На даче у меня был круг обязанностей: каждую весну разгрузить машину с навозом, вскопать грядки, попилить дрова, разжечь печь. Отец за этим строго следил и давал разные задания. В остальном всегда поддерживал мои начинания, например, построить дом на дереве, сделать шалаш, тарзанку. Он научил меня изготовлять самому всякое оружие для игр, лук со стрелами, автоматы и пистолеты всякие. Любил баню и мне привил вкус к ней.
С детства он любил рыбалку. В середине 80-х у нас на городском озере была деревянная лодка, ходили мы зимой и на подледный лов, сверлили лунки. Объездили мы и все речки в окрестностях Железногорска – Кан, Кантат – рыбачили на Енисее в Додоново, Атаманово. Много раз он ездил на рыбалку на Север Красноярского края: в Эвенкию, на Таймыр на плато Путорана. Оттуда возвращался с рекордными трофеями, а также байками и рассказами. Я помню тайменя, который лежит вдоль всего кухонного стола, а голова и хвост свешиваются вниз. Охота ему не нравилась, хотя дома у нас были карабин и ружья, выезжали с ними в лес стрелять на меткость.
С особой теплотой он относился к своей малой родине, деревне Екатериновке Идринского района, где он провел школьные годы. Туда мы периодически ездили к другу его детства Николаю Боженькину. Я вспоминаю последнюю поездку в 2009 году, тогда мы доехали до таежной деревни Иннокентьевка, где до сих пор стоит деревянный дом родителей матери отца, построенный его дедом в конце 19-го века, проезжали и место, где была деревня Вторая Николаевка, куда приехали в начале 20-го века Мельниковы. Заезжали в храм в Новоберезовке, где служил настоятелем его одноклассник Александр Суматохин. Он потом отпевал отца. В 2005 году отец ездил с братом и племянником на 100-летний юбилей школы в Екатериновке, где много лет был директором Яков Степанович, и вернулся очень растроганный приемом, с личным делом деда, которое потом передал мне.
Большое впечатление на него произвело, когда он «случайно» нашел своего родного дядю по линии матери, которого ни-когда не видел. На приеме у Губернатора во время награждения отец услышал фамилию Конопелько, подошел, разговорились. Оказалось, Павел Андреевич Конопелько, в прошлом кадровый военный – десантник, полковник, участник войны, был двоюродным братом Ксении Перфильевны. Он длительное время служил в Прибалтике и вернулся в Красноярский край уже в 90-е, связи с ним не было все эти годы. Отец потом часто навещал его, очень гордился этим знакомством. Также отец очень гордился своим племянником Реутом Владимиром, в прошлом боевым офицером, его дочерьми Еленой и Марией. Для него семья в плане родовых отношений очень много значила.
Про детство в деревне он говорил, что приходилось много работать, помогать родителям, все время была неустроенность в материальных вопросах, вещах. Первые летние туфли появились в 12 лет, до этого все лето ходил босиком. Был ряд ограничений, что семье учителя не разрешалось держать больше одной коровы, иметь большой надел земли и т. д. Жили скромно, но, как говорил отец, на еде не экономили и на второй день еду отдавали свиньям. Несмотря на такое детство, и отец, и брат Петр удивляли щедростью и широтой души. Воспитание в труде, на природе, с правильными жизненными ориентирами дало свои результаты, и это, конечно, заслуга родителей. Стремление поделиться последним, устроить для друзей пир на весь мир, любовь к людям – это от них.
На фото слева направо: Перепелкин Александр, Хотенко Татьяна, Козыревы Дмитрий и Елена, Катаргины Андрей, Светлана и Дарья, Козаченко Сергей и Татьяна, семья Мельниковых – Геннадий, Наталья, Евгений, Евгения и Ваня
Детство его было очень насыщенным в плане простора фантазии, игр. Многие игры были опасными, я помню, он рассказывал, что порох свободно продавался в магазине, и они с ребятами делали взрывчатку, подкладывали ее под деревья и взрывали их так, что те подлетали на несколько метров. Его приятелю повезло меньше, и он лишился пальцев на руке. Отец умел играть во все, от шахмат до лапты. И делал это достаточно профессионально. Волейбол, плавание, коньки, бильярд – основа всему этому была заложена в деревне. Он рассказывал, что мяч купить было нельзя, и он его сам шил из кожи и набивал, сам делал шары для бильярда и кий.
Отец много читал, имел широкий кругозор по разным вопросам. Особенно интересовался вопросами истории, политики, мироустройства. Это характерно для всей мужской линии Мельниковых. Особое влияние на формирование его мировоззрения в этом плане оказал старший брат Петр и отец Яков Степанович.
Во время моей учебы в медицинской академии в Красноярске отец уже стал главврачом, и видел я его редко. На мой выбор вуза в общем-то повлиял отец, особой склонности в юности я к медицине не обнаруживал, несмотря на то, что был окружен этой средой с младенчества. Он обладал даром убеждения, мнение отца было для меня авторитетным и не подвергалось сомнению. По характеру и темпераменту мы с ним разные, спорили и, бывало, конфликтовали. У него было свое видение моей жизни, он хотел, чтобы я пошел дальше него, возглавил больницу в Москве или создал фирму, связанную с медициной. По настоянию отца я защитил диссертацию, получил еще экономическое образование. По иронии судьбы, его надежды не реализовались. Чтобы состояться как зрелому человеку, каждому в жизни нужно пройти свой путь.
Он сожалел, что у него только один сын, и очень радовался рождению внука Ивана и внучки Любы. Воспринимал Ваню как своего младшего сына, много играл с ним, гулял, когда приезжал. В чем-то это была для него компенсация, потому что я вырос незаметно для него, и как отец он не реализовал себя в полной мере. К невестке, Евгении, отец относился как к родной дочери, принял ее сразу, а также ее родителей и семью.
Активное общение у нас началось уже, когда я уехал в Москву. Отец часто приезжал в командировки, останавливался у нас. Я возил его по делам, он много мне рассказывал о ситуации в больнице, в городе, в ФМБА. Телефон у него звонил постоянно, любимое выражение было: «Ну и головняк…». Но как раз без этих звонков, этого «головняка», напряжения, он жить не мог. Я помню, как во время нашей поездки на Кубу в 2009 году оказалось, что его телефон не работает в роуминге. Первые два дня он был очень напряжен, «рвал и метал». Но потом переключился, и мы прекрасно общались на разные темы, много гуляли, путешествовали по острову на машине, никто не отвлекал в пря-мом смысле. Тогда и сам он очень хорошо отдохнул.
Во время его приездов в Москву мы с ним ездили по Подмосковью, смотрели интересные места, старинные усадьбы, монастыри. Это все ему очень нравилось. Любил Петербург, очень был впечатлен поездками на Валаам, Соловки, круизом по Волге. Это были рабочие поездки, выездные конференции, он всегда привозил много фотографий, покупал там интересные книги, фотоальбомы, самобытные сувениры. Знал, что я этим увлекаюсь. Вообще он был очень внимательный человек, помнил всегда про дни рождения, памятные даты, любил удивлять необычными подарками. Во время поездок на рыбалку в последние годы был ритуал награждать всех участников орденами, пить из рога, обмывать награды. Многие главврачи из Красноярска, его друзья, помнят о Крещенских купаниях в Железногорске, которые организовывал для них отец. Он всегда это делал с азартом, его это очень заряжало. Он любил удивлять и поражать. Очень гордился тем, что он живет в Железногорске, работает в федеральной структуре, имеет отношение к ядерному щиту страны. Организовывал для многочисленных комиссий экскурсии на ГХК, НПО, в туннель под Енисеем, рассказывал историю города, знал очень много удивительных фактов.
Отдельной темой для отца была спорт. Во время учебы в мединституте он профессионально занимался бегом на коньках, игрой в волейбол. В Железногорске с середины 80-х он меня каждые выходные брал с собой в спорткомплекс «Радуга», где играли в волейбол. Была у них компания в основном с сотрудниками НПО ПМ, я хорошо помню Григорова, Бондаря, Орлова, Толстихина. Общение потом продолжалось и вне спорта, они все ходили в баню, было у них расписание, кто когда веники заготавливает, дни рождения они там отмечали, Новый год. Были там свои ритуалы, традиции. Мы ездили с отцом летом за вениками. Я помню, как мы помогали делать погреб кому-то на даче. Вообще со многими людьми в городе отец познакомился через спорт. Как пример, А. В. Катаргин, общение с которым переросло в личную дружбу семьями. С кем-то, как с Н. Н. Сидориным, отношения начинались с уровня врач–пациент, а потом перерастали в дружбу на ниве увлечения спортом. Отец прекрасно плавал, бегал на лыжах, позднее освоил горные лыжи, на хорошем уровне играл на бильярде. Я помню его встречи за бильярдом с Павлом Анатольевичем Поповым, тогда начальником Сибирского центра МЧС. Когда он был главным врачом, постоянно участвовал в спартакиадах и соревнованиях между лечебными учреждениями края. Был активным популяризатором спорта и здорового образа жизни.
Через отца за всю его жизнь прошло огромное количество людей, он общался на равных с академиками, чиновниками, предпринимателями, учеными. С большинством из них у отца складывались дружеские отношения. С кем-то в силу профессии, с кем-то по сходству характеров и личной позиции. Отец обладал даром притягивать к себе. Сам он всегда тянулся к целеустремленным людям, профессионалам в своем деле, с активной жизненной позицией. Личное общение с людьми из круга отца оставило след и в моей судьбе, особенно отмечу ректора Красноярского Медуниверситета И. П. Артюхова, предпринимателей В. Ю. Некрасова, Н. Н. Коновалова.
Последний год жизни отца, когда он в 2010 году вынужден был уйти по собственному желанию с должности, был для него непростым в психологическом плане. Отец был человеком системы, верным ей, и тяжело переживал свой уход. Хотя предпосылки к этому складывались уже за несколько лет. Для него работа была основным смыслом жизни, в чем-то он уходил в нее с головой от личных проблем. При переходе в железнодорожную больницу как будто что-то мешало, его долго не утверждали, проверяла служба безопасности, он был в сильном напряжении. Я его отговаривал от этого шага, просил подождать, осмотреться, говорил, что без работы не останется. Там он оказался без команды, в чужой структуре со своими правилами. Зная принципиальность отца, те подходы, как он привык работать, я понимал, что на новом месте он столкнется с большими препятствиями. К зиме 2011 года он это понял сам и решил переезжать на юг. Предчувствия у меня были не очень хорошие, когда я был в Красноярске в феврале 2011 года, за 3 недели до его смерти. Мы с ним разговаривали, я видел, что уезжать из Красноярского края он не хочет, он был в сильной растерянности, было ощущение в воздухе какой-то беды. То, что произошло потом, невозможно было представить в самом страшном сне…
Что это было: нелепая случайность, судьба, почему именно он? В его родном закрытом городе, где каждый его знал, и он чувствовал себя в полной безопасности. За кадром осталось много версий, была выбрана самая удобная и примитивная. Говорят, что случайность – это непознанная закономерность. В самой страшной трагедии есть смысл, пусть даже непонятный человеческой логике. И нам всем пришлось пройти этот болезненный урок, что-то переосмыслить и понять для себя. Что нельзя ставить превыше всего ни работу, ни деньги, ни статус, игнорируя другие сферы жизни. Отец, как и любой из нас, не был идеальным, его амбициозность, в чем-то гордыня, не позволили ему принять правильное решение и сориентироваться еще за несколько лет до трагедии. Такой жизненный перекресток был. Возможно, это так, и все пошло бы по-другому, а может быть, и нет. Произошло то, что произошло. Конечно, боль утраты останется с нами навсегда, больше оттого, когда думаешь о том, сколько отец еще мог сделать, передать внукам. Запас жизненной энергии, физического здоровья у него был большой. Но даже то, что он успел сделать, пережить, с лихвой хватит на несколько жизней. Через год после смерти мне приснился сон: веселый, улыбающийся отец и я, мы беседуем. Я ему говорю, тебя же нет в живых, а он мне: «Это все неправда, это журналисты придумали» – и смеется. Вот таким он и остается у меня в памяти: живым, веселым, вечно куда-то спешащим папой.