Продолжение личностно-биографического повествования "Ровесница лихого века", Т.П. Сизых
Согласно дела № 67 на кадрового сотрудника НКВД нашего края, из опроса подсудимого и свидетелей выясняется вся гнусность их деятельности, направленная на лишение свободы и даже жизни на основании доноса или просто составленных списков по национальному признаку, или если офицер, фельдфебель, да служил в армии Колчака, если труженик крестьянин-то кулак, бывший офицер, дворянин и так далее.
Осужденным оказался Анастасенко – лейтенант госбезопасности, начальник XI отдела Красноярского края, который получал распоряжения начальника управления НКВД составить списки на аресты без каких-либо материалов (то есть без доноса – Т. П.), доказывающих их вину, дабы обвинить их в антисоветской агитации, контрреволюционной деятельности, в частности на работников речного пароходства и управления связи г. Красноярска.
Затем он согласно им же составленных списков должен был арестовать всех поляков, эстонцев, латышей и лиц другой национальности, также без какой-либо вины и даже без доносов. При этом предлагалось приписывать им шпионаж польско-националистический против Советского государства. Как показал Анастасенко: «На арест поляков дал распоряжение начальнику УНКВД сам первый секретарь крайкома партии Соболев».
Вот таким образом и был взят Алексей Петрович Бранчевский, просто по распоряжению секретаря крайкома партии. Его как будто метлой смели, лишь потому, что у него фамилия была польская, с суффиксом «ский», хотя по документам являлся русским.
Так, Анастасенко, бездумно подчиняясь распоряжению начальника УНКВД, арестовал 105 человек, из них только 20 (19 %) имели санкцию прокурора на арест (?!). А Севрюков арестовал на железной дороге сто человек. Офицер госбезопасности Анастасенко цифру 105 оспаривает на суде и называет цифру им арестованных лишь 95 (!). Далее он считал, что 53 человека имели по 2–5 доносов (показаний), при этом без конкретных фактов доказательства их вины. Двое из пароходства были арестованы за то, что, ремонтируя пароход, они оставили гайки и болты в машинном отделении, и поэтому они были обвинены во вредительстве. Другой был арестован за то, что прибыл из-за кордона (из-за границы), поэтому был объявлен шпионом. Была арестована одна сотрудница, так как доносивший всего лишь увидел у нее в руках визитку от японского офицера – ее тут же объявили шпионкой, работающий в пользу Японии. Если исключали из рядов коммунистической партии, тут же таковой обвинялся в контрреволюционной деятельности, арестовывался и осуждался тройкой Военной коллегии. А если авария на судне, пожар или на порогах судно затонуло, тут тем более приклеивался ярлык вредительства и контрреволюционные деяния.
Как сам подсудимый Анастасенко свидетельствовал, что он как начальник XI отдела НКВД давал визы, то есть свое согласие на арест. Например, на список в 14 человек, даже не удосужившись проверить, имеется ли на них какой-либо материал (имеется в виду доказательная база или хотя бы донос) об их контрреволюционной деятельности. В этом он признает свою вину. Так, в затоне была арестована целая группа по доносу, пройдет не один год, и вина с них будет снята. Кто чудом остался живым, были освобождены. И в этом Анастасенко также признает свою вину, «что не проверил поступивший ко мне материал, произвел их арест». То есть он его просто не прочитал, вот так просто вершились дела репрессированных.
«Причиной визирования списков им на арест он объясняет большой оперативной работой, нужно было в 1937 и 1938 гг. большое число лиц арестовать. Времени не хватало на оформление их дел» (?!).
«Заместитель начальника госпароходства Гавриленко был арестован Анастасенко за то, что на пароходе «Партиец» он подобрал команду из кулаков...» Кто-то жил в Японии, кто-то в Китае, Румынии, тогда этого было достаточно для ареста и осуждения, даже для высшей меры наказания. Еще пример: «Юшков – кулак, мы получили донесение (донос), что по его вине были сорваны погрузочные работы в красноярском порту, поэтому он был арестован». Голословные обвинения, ничем не аргументированные, являлись основанием для ареста и расстрела.
Было отдельное распоряжение начальника УНКВД КК о составлении списков на арест харбинцев, как и поляков и т. д. «Все распоряжения давались изустно?! По этим спискам проводились аресты, не имея компрометирующих материалов». А ведь Алексей Петрович Бранчевский служил в Русско-японскую войну машинистом в Харбине, был демобилизован в 1906 году, да еще носил фамилию польскую. Это и явилось обвиняющими фактами для безумных энкавэдэшников для его ареста.
Как свидетельствует подсудимый Анастасенко: «Мне представляют обвинение в том, что я производил аресты по спискам, по этому вопросу я даю показания».
«Бывший начальник УНКВД мне предложил составить списки на поляков, вернувшихся из Польши после 1928 г., которых следовало всех арестовать. Начальник объяснил мне, что скоро должны начаться военные действия и эти люди могут проводить диверсии, я это все передал начальникам отделений, после чего мы составили список на 49 человек, из которых на 26 человек была указана только национальность. Я с этим списком пошел к начальнику УНКВД и доложил ему, что никакого компрометирующего материала на них нет. Он этот список просмотрел и нескольких приказал арестовать, при этом сделал на списке пометки». Далее Анастасенко, оправдываясь, указывает, что «из 49, 21 человека из списка он не арестовал».
Такое распоряжение начальник УНКВД Булычев дал и II транспортному отделению НКВД железной дороги. В результате на основании только польской фамилии А. П. Бранчевский был арестован и осужден. А ведь было распоряжение арестовать, кто поляк по нации, а не по фамилии. Кроме того, должны были арестовать только тех поляков, кто прибыл в Россию после 1928 года. А. П. Бранчевский же жил в Красноярске и трудился машинистом паровоза с 1906 года. Однако это уже детали, тонкости, до них ли было дело, когда план нужно было выполнять.
Оказывается, можно было не выполнять устное распоряжение начальника УНКВД. Анастасенко показывает, что его обязали составить подробные списки на арест также эстонцев и латышей, таковых было 14. Однако он из них ни одного не арестовал, так как он сам свидетельствует «на них не имелось никакого компрометирующего материала», как и на А. П. Бранчевского, а его без доказательной базы и вины арестовали. Получается, работал не думая, а по принципу, как всегда.
Интересно одно из свидетельств подсудимого в отношении лиц, имеющих высшее образование. Он указывает: «Архангельский белый офицер, на которого они имели два донесения (доноса), будто он антисоциалистически настроен и он, по распоряжению начальника УНКВД, был арестован, а когда я стал подписывать обвинительное заключение, увидел, что он имеет высшее образование, поэтому его на тройку пустить было нельзя, и мы начали материал переделывать в суд. В результате он без санкций прокурора просидел 4 месяца.
Как видим, людей арестовывали без санкций прокурора. Оказывается, имеющих высшее образование нужно было их судьбу решать не с кондачка, а через суд и тройку Военного трибунала войск НКВД. Ведь тройка ВТВ НКВД подчинялась тоже госбезопасности. Таким образом, все дела по спискам, составленным по национальному признаку на безвинных людей, решались от ареста до расстрела внутри одной системы НКВД. Никакого контроля за действием этой системы не было, даже контроля тройки, в чем убедимся позже.
Проанализировав 1302 источника информации о репрессированных по «Книге памяти жертв...» на одну букву «Г», установлено, что было арестовано лиц с высшим образованием 2,5 %, со средним – 8,2 %, а из всех рассмотренных было грамотных 62 %. Неграмотных – 4,19 %. У остальных 23,1 % репрессированных не было указано что-либо о полученном ими образовании или отсутствии такового. О чем свидетельствуют аресты всех врачей, фармацевтов Красноярского военного госпиталя и краевого отдела здравоохранения (2004, Т. I и 2005, Т. II). Как видим, с высшим образованием арестовали тоже, хотя эта прослойка населения в 20–30-е годы в России была маленькой.
Видимо, было распоряжение на охрану этой категории людей. Поскольку в крае число специалистов с высшим образование в 20–30 годы было очень невелико, а потребность государства в них, наоборот, была очень большая.
Из круга друзей Надежды Алексеевны Бранчевской были репрессированы с высшим образованием врачи Ширшов Александр Викторович (Васильевич). Родился он в 1887 году в Уфимской губернии, русский, в 1922 году окончил медицинский факультет Томского университета. Врач-инфекционист. 1922–1926, 1935–1937 гг. руководил здравоохранением Енисейской губернии и Красноярского края. На момент ареста трудился заведующим крайздравотделом в городе Красноярске. Арестован был 5 ноября 1937 года в г. Красноярске. Обвинен был в антитеррористической деятельности.
Приговорен 21 июля 1938 года ВС ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 июля 1938 года в городе Красноярске. Реабилитирован 17 июня 1958 г. ВК ВС СССР (П-9618) («Книга памяти жертв политических репрессий», Красноярск, 2010).
Как видим, его судил ВС ВК ВС СССР – согласно данной аббревиатуре Верховный Совет СССР. И данный суд также был необъективен, так как судил невинных, вынося наказание – расстрел. Однако в 1958 году этот же орган высшей власти его же полностью реабилитировал из-за отсутствия доказательной базы, будто ранее они об этом не ведали, значит, приговаривали, не знакомясь с делом. Никакой логики в действиях энкавэдэшников и ВС ВК ВС СССР увидеть и найти невозможно.
Анастасенко, защищаясь, свидетельствует, что «Оперативным работникам он давал задание, чтобы арестованные показания писали сами, и после этого они передопрашивались прокурором (20 из 105!). Это я делал, чтобы научить работников своего отдела чет ко работать, научить к дисциплине и избежать фальсификации дел» (лукавит, так как сам он списки на невинных поляков, литовцев, эстонцев составлял без визы прокурора – Т. П.).
«Я был убежден, что аппарат у меня работает хорошо и правильно. Поэтому своим работникам я доверял, но они меня сильно подвели». Он также говорит, что «он приводил оперсовещания, на которых особо заострял внимание, чтобы показания не натягивали, предлагал работникам, чтобы они предлагали арестованным показания писать самим».
В деле Алексея Петровича Бранчевского протоколы все оформлены следователем. Написаны им за один присест. Все подписи Бранчевского были подделаны, за исключением одной в конце дела на трехсотой странице.
Даже со слов Анастасенко «на совещаниях начальник не приказывал, не требовал, а предлагал, чтобы показания осужденные сами писали».
Начальник Григорьев Ужурского РОНКВД описал, как воистину велся допрос, как выбивали показания и какими методами и кто писал протоколы. Так что Анастасенко лукавит, изворачивается, выгораживая себя. Григорьев также показал с какой рьяностью работал XI отдел НКВД, возглавляемый Анастасенко, о чем будет ниже изложено.
Анастасенко вменили в вину и то, что он служил в армии Колчака по призыву, хотя и ушел сам к партизанам. Из материалов видно, что офицер госбезопасности Анастасенко сам творил беззаконие, плел сети на ни в чем не повинных, а лишь являющихся поляками, эстонцами. Верша судьбы безвинных, он не заметил, как сам в свои же сети попался. Заигрался.
Он признал свою вину в том, что «были случаи, когда он без достаточных оснований арестовывал граждан, доверяя своим подчиненным». Но он настаивает на том, что он «действительно вскрыл вражеские группы и арестовывал контрреволюционеров, которые были осуждены».
Далее Анастасенко обращает внимание на другие, как он считает, свои заслуги.
«Я много для советской власти сделал полезного и врагом никогда не был и не буду».
Один из очевидцев по делу Анастасенко свидетельствовал: «За XI отделом арестованных числилось всегда много, потому что арестовывалось помногу, и поэтому допросить всех было невозможно, и некоторые из арестованных более месяца совсем не допрашивались».
Это свидетельство показывает, сколь пристрастно, ретиво и ревниво относился отдел, возглавляемый Анастасенко. Они ведали, что они делали. Не могли не разуметь своих безнравственных, не имеющих оправданий деяний. Могли они мысленно ношу – обвинения, возлагаемую на безвинного человека, примерить по отношению к себе. Стоило им только задуматься, чем это кончится для него и его семьи, возможно, такого размаха террора не было. Его сотрудник отдела Смирнов показал: «Анастасенко настаивал на скорейшем окончании дел» и привел пример. «Так, работник НКВД в течение ночи допрашивал до четырех человек, и все у него признавались, и, по-моему, этим самым давил на нас, чтобы мы на арестованных нажимали, добивались от них признания, в то время как мы не имели никакого
компрометирующего материала о их контрреволюционной деятельности».
Данный сотрудник на вопрос председателя суда показал: «Списки для ареста составлялись по распоряжению Анастасенко и арестовывались по признакам национальности и эти люди сидели по несколько месяцев, а впоследствии за недоказанностью предъявленного им обвинения в контрреволюционной деятельности освобождались».
Бранчевский А. П. от физического нажима и выбивания признаний был превращен в глубоко больного человека, без надежды на восстановление здоровья. Он был освобожден через год, а не через несколько месяцев. А ведь день пребывания в руках подобных изверговофицеров, как Анастасенко, годом не перекроешь. Таковых на железнодорожном транспорте претерпевших все муки ада следственного процесса 1937–1939 годов было сто человек, которых арестовал лишь один следователь Севрюков. На суде проведенном в 1956 г. над следователем II транспортного отделения НКВД г. Красноярска Севрюковым, явился лишь один из 100 им репрессированных, остальных уже в живых не было.
Смирнов далее сообщал: «Справки на аресты составляли уполномоченные, которые утверждал Анастасенко и всегда предлагал, что раз сын попа, то нужно прописывать, что занимается антисоветской агитацией, а в отношении националов писалось, что он шпион, и даже было несколько случаев, когда он справки сам направлял. Если какой следователь добивался признания арестованного в его контрреволюционной деятельности, то это ничем не проверялось, а обходилось одним показанием арестованного. Его дела затем посылались на тройку, и человека судили».
Смирнов также констатирует, что «Анастасенко не стремился добывать действительный материал, а выполнял задание начальника УНКВД, чтобы выполнить цифровое задание (задумаемся! – Т. П.), которое давалось по всем отделам. Знаю, что и остальные отделы под стражей держали людей по одним национальным признакам, а в дальнейшем после суда (Верховного суда) их освобождали». Все выявленные беззаконные деяния офицера госбезопасности Анастасенко, одного из отделов руководителей Красноярского НКВД, ярко показывает все страсти, творящиеся в его душе: корысть, карьеризм, чиноугодничество, гнев, садизм, гордость, тщеславие, зверство и многое, многое другое. Он тешил все свои пороки, так как в НКВД никакого контроля и ответственности за соблюдение законности и прав человека не было. Какое кощунство, а ведь НКВД называли «органом госбезопасности».
Просматривая не все дело А. П. Бранчевского, а всего несколько дозволенных просмотру страниц из них, мы видим все беззакония, творимые следователями. Познав судебные расследования кадрового «деятеля госбезопасности» Анастасенко, оно «полностью раскрыло гнусность дел, творившихся в системе НКВД. До нынешнего дня УФСБ хранит тайны НКВД, не позволяя ознакомиться родственникам полностью с делом и совершенными беззакониями над их отцами, братьями, мужьями. Спрашивается – это, что, тоже относится к госбезопасности, или это относится к охранению чести мундира.
Другой свидетель суда по делу Анастасенко – Попов, сотрудник НКВД, показал: «Первое время работы (с августа 1937) Анастасенко аресты проводил по материалам (по доносам), а потом увлеклись количеством и арестовывали без материалов. Некоторые работники арестованных били, и Анастасенко об этом никому не говорил. Некоторые показания арестованных Анастасенко корректировал сам».
Пазин В. Ф. – начальник III экономического отдела, который работал помощником Анастасенко с 1937 и до его ареста, свидетельствовал: «Когда я начал работать во II отделе, мне бросилось в глаза то, что система арестов была упрощена, и это было по всему управлению; то есть начальник управления предлагал составить списки на националов, кулаков, и по этим спискам производились аресты, несмотря на то, что другого материала (следовательно, даже доноса, не было – Т. П.), уличающего то или иное лицо в его контрреволюционной деятельности, не было, а после ареста начинали выискивать какой-либо материал. Я знаю много случаев, когда Анастасенко некоторым работникам делал замечания на неправильное обращение с заключенными. Виноват ли он в незаконном аресте, я бы сказал, что нет, так как он выполнял распоряжение руководства УНКВД». Начальник УНКВД предлагал делать материалы, несмотря на доказательство о невиновности, доложенные ему Анастасенко.
Вот такова была в 1937 и 1939 годах презумпция невиновности.
Обратим внимание на дату суда – декабрь 1939 года. Дело рассматривалось на той же Военной коллегии СибВО, где вскрылись все ужасы деяний органов государственной безопасности – НКВД, которые открыто и безнаказанно распоряжались жизнью любого человека, превратив арест и убийство невиновного в забаву. Социалистическое государство, «объявившее всему миру и провозглашающее, что оно гуманное государство», где главные постулаты «Свобода, равенство и братство» творили диаметрально противоположное своим лозунгам. Подобные деяния в органах НКВД проходили по всей стране. Вероят но, во главе всей этой компании стояли психически больные люди – Сталин и иже с ним. Известный факт – за диагноз «паронойя», поставленный Сталину, поплатился жизнью академик Бехтерев. При вскрытии трупа Ленина было обнаружено только одно полушарие мозга. Он был однополушарным (Лисичкин «Крестный путь Владыка Луки», 1999). Для однополушарных характерен цинизм, жестокость, кровавая уголовщина.
Дела их были парадоксальны и двойственны. Но почему этому подчинились люди здравого ума? Потому что разрушили православное государство, создали государство атеизма, безбожия, которое подавило все доброе, нравственное в человеке и открыло затвор для темных сил зла. Выпустили джинна с неограниченною свободою страстей, духовных уродов. Вседозволенность НКВД и безнаказанность их преступлений пробуждали чувство животного страха, парализующего человека, в котором жили все народы России. Народ, отличающийся индивидуальностью, духовностью, превратили в толпу, безликую, бездушную массу, подавленную страхом. Разрушили основы Божьего образа человека. В массе уничтожи ли элиту, образованных, высоконравственных, православных, несущих духовное звание, мудрость, доброту, честь, достоинство. У малообразованных, наоборот, будировали, пробуждали все низменные чувства и страсти. Была посеяна идея шпиономании, видеть во всех врага народа. Бог создал человека по подобию и образу своему. Указав «Аз есмь путь, истина и жизнь». И каждому Бог дал свободу выбора идти путем Господа – любви, добра, четко его отличая от зла, или по широкому пути, по которому шли Советы и их руководители. Именно поэтому уничтожался цвет народа – священнослужители, дворяне, купечество, ученые, мыслители, передовое трудовое крестьянство, оболганных и оклеветанных. Уничтожение светлых личностей, святых проповедников позволило пропагандировать путь зла. Большевики-уголовники хорошо понимали, что они делают!
Поэтому черные воронки (хлебовозки, Маруси), легковые «Форды» по ночам совершали свои беззаконные искусственно надуманные, вымышленные деяния – аресты, а затем над арестованными конвейеры – многосуточные допросы с физическими и психическими их истязаниями, побуждая их как можно скорее себя оговорить.
На суде в заключительном слове Анастасенко просит милости и пишет: «Под стражей я просидел один год и два месяца, из них 7 месяцев я сижу в одиночке и за это время очень много передумал и достаточно этим заключением наказан. Кроме того, я потерял много здоровья. Я еще раз повторяю, что я виновен в том, что своим работникам подписывал обвинительные заключения и справки на арест, не проверяя материалов, и в том, что выполнял распоряжение начальника УНКВД арестовывать по одному донесению. Но прошу учесть, что я делал попытки не арестовывать тех, кого предлагал начальник УНКВД арестовать, а тех, кого арестовал, имел материал, может быть, недостаточный, но все же материал. Кроме того, вскрыл несколько троцкистских и правых организаций, которые прошли на Военной коллегии, и все люди были осуждены». Он просит в конце последнего своего слова на суде «учесть мою долголетнюю работу в органах. Злого умысла у меня не было, я всю свою долголетнюю работу честно работал и прошу дать мне возможность загладить свои проступки честным трудом».
Он называет уничтожение и лишения свободы, ВМН и на 10–15 лет и осуждение без вины людей лишь «своими проступками и честным трудом». Как Чубаров, так и Анастасенко изворачиваются, лгут, перекладывают ответственность на начальника, на подчиненных. А где же личная их ответственность и совесть. Они цепляются за жизнь. Сотрудникам НКВД выносят очень мягкие приговоры. Работникам НКВД вменялось еще обоим обвинение в присвоении государственных средств, и это они тоже называли «честным трудом».
Оказывается, убивая, избивая, осуждая сотни безвинных людей, он это делал, не имея «злого умысла». Читаешь, и не верится, что все эти преступления не дурной сон, а реальность. Как такое могло быть? Покаяться он не мог. Творя зло, он знал и был уверен, что он трудится рука об руку и под прикрытием преступника – начальника НКВД и что их дела останутся безнаказанными. Это их окрыляло. Коммунист был всегда прав, так было в нашей стране и в 20–50-е, 60-е и в 70-е и 80-е годы. Вот только принять мягкое наказание Чубаров на 2,5 года лишения свободы не может, как и Анастасенко на четыре года. Чубаров «хочет и впредь по-большевистски работать на благо социалистической родины».
В «Книге памяти жертв политически репрессированных» мы нашли подтверждение, что донос Чубарова не остался без внимания, люди, им оговоренные, были осуждены. Так, Вишневский Михаил Андреевич родился в 1891 г. в г. Смоленске. Трудился техноруком в Березовской трудколонии. Арестован был 2 ноября 1937 г. сразу, без промедления, после поступившего доноса Чубарова. Обвинен был в контрреволюционной деятельности. Осужден 6 декабря 1937 г. тройкой УНКВД Красноярского края на 10 лет в исправительно-трудовом лагере (ГУЛАГе). В 1956 г. реабилитирован ВТ СибВО (П-4455), то есть вина с него была полностью снята, так как не было объективных доказательств.
Протокол судебного заседания от 4 декабря 1939 г. по обвинению бывшего начальника XI отдела УНКВД Красноярского края лейтенанта госбезопасности Василия Ивановича
Анастасенко, свидетельствует, что он был осужден по ст. 197-7 п. «а» УК РСФСР за грубое нарушение революционной законности, злоупотребление служебными полномочиями и преступно-халатное отношение к своим служебным обязанностям.