Врач больницы ГУФСИН Екатерина Сухарева: «Тюрьма – спасение для многих наших пациентов»

Она искренне переживает за тех, кого обычно не принято жалеть. Ее пациентки – преступницы, бывшие наркоманки с туберкулезом и ВИЧ. Борясь за их жизнь и женское здоровье, она рискует собственным. Говорит: «Такая у врача профессия». А другую она бы ни за что не выбрала. Моя собеседница – Екатерина Сухарева, акушер-гинеколог Туберкулезной больницы №1 ГУФСИН по Красноярскому краю.

ГУФСИН – это главное управление федеральной службы исполнения наказаний. Попросту, тюрьма со всеми ее «филиалами». Один из них – Туберкулезная больница №1 для заключенных на ул. Маерчака. Здесь высокий полосатый забор и строгий пропускной режим. На контрольном пункте меня ждет Екатерина Петровна – стройная блондинка в воздушной желтой блузе и длинной бирюзовой юбке. Так она выглядит только сейчас, в нерабочее время. «Девушка со мной», – говорит доктор, когда мы проходим пункт охраны. Идем по узкому коридору, потом во внутренний двор, в кирпичный корпус – и вверх по лестнице. Я озираюсь на зарешеченные коридоры между этажами, а люди в форме провожают меня внимательным взглядом. Добрались до кабинета.

К трудностям не привыкать

«В нашей больнице лечатся не только осужденные с туберкулезом, хотя их большинство, – начинает рассказывать Екатерина Петровна. – Есть два женских хирургических отделения: для пациенток с туберкулезом и без». Хирургию внедрили 6 лет назад, когда Екатерина Сухарева, тогда еще молодой специалист, устроилась в тюремную больницу. Она сразу ударилась в работу, оперировала даже по ночам – больных было очень много. Но к трудностям ей не привыкать. Позади почти 2 года работы в районной сельской больнице, а там бывало всякое.

Доктор вспоминает: «Окончила красноярскую медицинскую академию и поехала работать в Центральную больницу родного Дзержинского района. Там меня после интернатуры назначили заведующей родильным домом. Было тяжело. Много экстренных больных, а врачей не хватало: анестезиолог – один на всю больницу. Когда и его нет, оперировать нельзя, а спасать пациентку как-то надо. Помню, когда впервые пришла в родильную комнату, поразилась: кругом иконы. Спрашиваю у акушерок: «Зачем столько?». Они, женщины очень опытные (еще у моей мамы роды принимали), застеснялись: «Вот так у нас». Потом я сама все поняла. В мое дежурство у одной из рожениц началось сильное кровотечение, а анестезиолога не было – ушел в отпуск впервые за три года. Это была та безнадежная ситуация, когда ты уже сделал все, что можно в этих условиях, и крутишься возле пациента. Накладываешь зажимы, перебирая в голове, как спасти, что еще придумать. А время идет, и помощи ждать неоткуда: больница – в 400 км от Красноярска. Остается только молиться. Думаю: «Господи, помоги!». И вот каким-то чудом кровотечение остановилось, женщина сама родила. Не знаю, что именно помогло, но с тех пор решила: пусть иконы висят».

Как девочка Катя хирургом стать захотела

Пока Екатерина Петровна рассказывает, я разглядываю ее красивое лицо: большие карие глаза, ямочку на подбородке. Есть в ее правильных чертах что-то строгое. Или это собранные сзади волосы сбивают меня с толку? Но вот куда-то исчезла ее серьезность: лицо озарила улыбка, и в голосе – теплые нотки. Ведь разговор зашел о бабушке. «Моя бабушка была ветеринарным врачом, – говорит доктор. – С раннего детства я часто ходила с ней на работу, наблюдала. Мечтала стать ветеринаром». А потом у маленькой Кати случилась тяжелая болезнь, и перед глазами были уже другие врачи. Один из них – детский хирург 20-й больницы Александр Викторович Ревенко, боровшийся за ее жизнь. Он стал примером настоящего врача. И Катя в свои восемь твердо решила: когда вырастет, будет только хирургом.

Слова «хирург» в должности «акушер-гинеколог» нет, но хирургической работы у Екатерины Сухаревой сейчас много. Она перечисляет названия операций: резекция яичников, удаление кист, вульвэктомия, гистерэктомия… Эктомия и резекция – это когда частично или полностью удаляют пораженный орган. Такие операции в тюремной больнице проводят часто. «Среди моих пациенток много бывших наркоманок, есть больные гепатитами, ВИЧ-инфицированные. А где ВИЧ, там низкий иммунитет и тяжелые сопутствующие болезни – туберкулез, онкология. Если выявляем рак, приходится выполнять радикальные операции. Также проводим щадящие лапароскопические вмешательства, – объясняет Екатерина Петровна. – В целом болезни у женщин в тюрьме те же, что «на воле». У нас в основном «плановые» пациентки, но есть и экстренные с кровотечениями. Если привозят таких, выезжаю на работу хоть ночью, хоть в выходные. Бывают и беременные – осужденные из колоний-поселений, у которых есть мужья».

«Наши больные – люди с тяжелой судьбой»

Пациентки Екатерины Сухаревой во всех смыслах непростые. У многих из-за тяжелых болезней высокий риск осложнений. Профессиональный риск для хирурга тоже никто не отменял: как-никак контакт с кровью инфицированных людей. «Если ты решил стать врачом, должен понимать: это опасная профессия. Здесь рискуешь своим здоровьем. «Недаром говорят: врачи – самые больные люди», – замечает моя собеседница.

Есть и другие, психологические что ли, особенности. Каково это, когда твои пациентки – преступницы? «С нашими больными намного сложнее работать: почти все они психически травмированы, – говорит Екатерина Петровна. – Это люди с тяжелой судьбой: обиженные дети из неблагополучных семей, где «сидели» мама и папа, сироты, брошенные родителями, дочери наркоманов, которые с детства видели только наркотики. Мне всех их жалко. И как бы странно ни звучало, тюрьма для многих из них – спасение. Наркоманки здесь до конца срока «завязывают» с наркотиками, обследуются, лечатся. Тех, у кого выявляют ВИЧ-инфекцию, мы ставим на учет в Центр СПИД. Дважды в неделю к больным приходит доктор из Центра, и все они получают необходимые препараты. А некоторые в тюрьме впервые в жизни нормально едят, отмываются, ведь на воле у них нет дома».

Читайте также:

ВИЧ-инфекция: как происходит заражение, стадии

Однако не каждая пациентка сразу идет на контакт с врачом. Иной доктор бы махнул рукой: не хочешь лечиться – не надо. А Екатерина Сухарева так не может, не хочет. Ищет подход, свой «золотой ключик» для каждой. «Обычная пациентка приходит к тебе с болячкой – и это уже для нее трагедия, – рассуждает она. – А осужденная женщина, во-первых, переживают из-за того, что оказалась здесь, во-вторых, из-за выявленных болезней. Особенно, если недуг серьезный. И вот пациентка в тяжелом стрессе. Если отнесешься к ней с пренебрежением, она не пойдет на контакт, напишет отказ от лечения. А через год-два у женщины выявят, допустим, рак на четвертой стадии. Как я буду с этим жить? И потом, я вижу своих пациенток годами. Отбывает женщина 5-летний срок, и 5 лет мы с ней общаемся: раз в полгода, раз в три месяца».

Екатерина Петровна не скрывает: с некоторыми пациентками бывает крайне сложно. Есть психиатрические больные, у которых нет показаний для лечения в диспансере. Есть женщины после тяжелых наркотиков, не способные нормально говорить и передвигаться. И у всех надо как-то собрать анамнез, всем поставить диагноз. В карточке пациента тюремной больницы как минимум два диагноза: медицинский и уголовный – номер статьи за совершенное преступление. «Раньше я интересовалась статьями больных, теперь – нет. Есть очень тяжелые преступления, о которых лучше не знать. Даже не потому, что ты поменяешь отношение к человеку… Просто не хочется знать столько об ужасах этого мира: как могут убивать, издеваться, насиловать. Хотя у меня, как женского врача, в этом плане ситуация помягче: страшных преступников больше среди мужчин. Иногда вижу статьи на картах больных у коллег-онкологов, и становится не по себе», – признается врач.

Не теряя веры в человека

Но и в «темном царстве» тюрьмы мелькают лучи света: чье-то сдержанное спасибо за спасенную жизнь и хрупкая надежда на исправление. «Помню свою первую беременную в этой больнице: женщина попала в тюрьму уже в положении, – рассказывает моя собеседница. – Обследовали: активный туберкулез и гепатит. Прогнозы были плохими, но пациентка отказалась прервать беременность. Она очень хотела ребенка, говорила, что малыш – ее шанс стать нормальной, начать новую жизнь. Всю беременность мы пристально следили за пациенткой, на роды вызвали коллег из других медучреждений. Родилась вполне здоровая девочка – ее сразу забрала мать осужденной. Сама она освободилась через 4 месяца. Благодарила нас со слезами, клялась, что изменится. Прошло 4 года. Пока не возвращалась».

Екатерина Сухарева не теряет надежды, что все будет хорошо и человек исправится. Она гордится, когда удается отучить женщин курить. Бывает, приедет к ней пациентка на повторное обследование и уже спешит похвастаться: «Катерина Петровна, а я курить бросила! Целый год сигарету во рту не держала». Иногда «прогресс» на лицо: из грязной худой грубиянки без зубов пациентка превращается в нормальную женщину. Она уже не такая «колючая», как вначале. Поняла: врач – не прокурор и не судья, он просто хочет вылечить. И осужденная постепенно настраивается на свободу, новую жизнь. Как там все сложится, неизвестно. Но вдруг все будет хорошо?  

«Свой путь» Екатерины Сухаревой

О своих надеждах, достижениях и трудностях Екатерина Сухарева рассказала в конкурсном эссе, будучи претенденткой на Премию «Свой путь». Премию для молодых врачей, учрежденную Натальей Толоконской, вручили в конце мая. В число четырех лауреатов вошла акушер-гинеколог Туберкулезной больницы №1. Она бы и не сказала об этой победе, если б я не напомнила. Говорит: «Не ожидала, что жюри так высоко оценит работу. Ведь у других конкурсантов было больше достижений в науке, гранты, собственные методики лечения». А как бы и ей хотелось найти время для своих научных поисков! В студенческие годы ее исследовательские работы занимали первые места на конкурсах. Да и сейчас есть интересные наработки по лечению гинекологических пациенток с ВИЧ-инфекцией и онкологией. Вот только времени на науку совсем не хватает: то в больнице задерживается допоздна, то в командировке на автопоезде.

Читайте также:

Что нужно знать о туберкулезе, чтобы не заразиться

«Медицинский автопоезд – это уникальный госпиталь на колесах, созданный ГУФСИНом, – рассказывает Екатерина Петровна. – ЗИЛы и КАМАЗы, на которых мы едем в самые труднодоступные уголки края, устроены как кабинеты со всем необходимым медоборудованием. В командировку на автопоезде ездят до 25 врачей и медсестер. Медики оказывают помощь не только осужденным и сотрудникам ГУФСИН, но и местным жителям маленьких сел, где нет даже фельдшерско-акушерских пунктов».

Всю эту непростую, порой изматывающую, работу Екатерина Сухарева совмещает с приемами в частной клинике. Относится ли она к «вольным» пациентам по-другому? Нет. Поясняет: «Так проще, когда ко всем – одинаково». К тому же, пациентка с высшим образованием нередко так же плохо знает что-то о своем организме, как осужденная с девятью классами. Екатерина Петровна это так просто не оставит: объяснит, покажет, нарисует, если надо.

«Наш организм – такая сложная, иногда непредсказуемая система, – задумчиво говорит доктор. – Идя в операционную, ты никогда на 100% не знаешь, как все будет. Даже простые случаи иногда бывают с таким «сюрпризом»! Совсем недавно удаляли женщине маточную трубу, раздувшуюся от воспалительной жидкости. Рядовая операция, ничего особенного. Начали оперировать, а внутри – жуткий спаечный процесс и большое образование в печени. За 6 лет я такого ни разу не видела. Да что я, очень опытные врачи временами сталкиваются с тем, чего в их практике никогда не было. А мне еще удивляться и удивляться! Сейчас хочу освоить ряд операций для пациенток с онкологией (доктор устало улыбается). Займусь, как выкрою время».

Удачи, Екатерина Петровна! Пусть все получится!

Анастасия Леменкова